Один из старейших рыбоводов Камчатки Виктор Точилин: «Я увидел живую воду»

Из цикла «Наши люди»

Ранним июньским утром 1973 года в аэропорту города Елизово приземлился самолёт. На его борту был студент-третьекурсник Томского государственного университета, впервые оказавшийся на Камчатке. К полудню парень добрался до отдела кадров Камчатского отделения НИРО. Взглянув на направление, кадровик бодро сообщил: «Нам как раз нужен человек в поля! Грузовик отходит в 12». Практикант прыгнул в кузов ГАЗ-63 и через несколько часов оказался в верховьях реки Камчатка. Его встретили бородатые загорелые учёные-ихтиологи, под руководством которых и сделал первые шаги в профессии рыбовод Виктор Точилин.

Очарованный Камчаткой студент больше с ней не расстался. Через год приехал на преддипломную практику на Курильское озеро, а после окончания университета (биолого-почвенный факультет, кафедра ихтиологии, гидробиологии и рыбоводства) накрепко связал с полуостровом свою судьбу. С того первого знакомства, подарившего уроженцу северного Казахстана новую малую родину, миновало 47 лет. Это были годы интереснейших исследований и экспериментов, работы с яркими учителями и талантливыми учениками, напряжённого труда и созидательных усилий, принёсших щедрые плоды. Годы изменили многое, но не любовь: к Камчатке, к однажды и навсегда выбранной профессии, к чистейшим рекам полуострова и – к лососю, главному богатству нашей земли.

Учились у природы

Для встречи с Виктором Аркадьевичем нам пришлось проделать довольно большой путь – от Петропавловска-Камчатского до места работы рыбовода 113 км. Поездка доставила огромное удовольствие: от сияющих под снегом горных хребтов, открывающихся за каждым поворотом дороги, трудно отвести взгляд, и сколько бы ты уже ни любовался этими живописными пейзажами раньше, каждый раз от них снова захватывает дух.

Цель нашего путешествия, лососевый рыбоводный завод «Озерки», располагается на территории Елизовского района, на реке Плотникова, входящей в бассейн реки Большой в 190 км от устья. ЛРЗ «Озерки» единственный в России завод по выращиванию нерки в холодной воде. Заводов, выпускающих именно этот вид лососевых, всего два и оба находятся на Камчатке: «Озерки» и «Малкинский». Производственные помещения состоят из инкубационного цеха и цеха выращивания молоди. Расчётная мощность завода составляет 15,2 млн штук молоди лососей: более 1,2 млн штук кеты и 14 млн штук нерки. Виктор Аркадьевич был непосредственным участником строительства и запуска производства – от поиска места для будущего завода до первой закладки икры в инкубатор летом 1992 года. А до этого были 14 лет работы на экспериментальном полигоне КО ТИНРО – на Паратунской геотермальной базе. Исследователи института разрабатывали методы восстановления запасов тихоокеанских лососей, искали оптимальные условия для акселерации молоди с помощью геотермальной воды как теплоносителя. Большой вклад в эти исследования внесли Юрий Степанович Басов, Олег Михайлович и Галина Васильевна Запорожцы, Людмила Васильевна Кохменко. Рука об руку с ними трудился Виктор Точилин.

- Виктор Аркадьевич, какие задачи решались на Паратунской базе? Нашла ли применение геотермальная вода в заводском разведении лосося?

- Да, у нас два завода, «Паратунский» и «Малкинский», используют геотермальную воду как теплоноситель и получают прекрасную молодь. К примеру, «Малкинский» завод выпускает мальков по 8-12 граммов, в природе же чавычка в начале мая весит примерно полграмма, и чтобы достигнуть такой массы, ей нужно не меньше года. А чем крупнее молодь, тем выше выживаемость и возврат. С помощью геотермальной воды мы повышаем её жизнестойкость.

«Паратунский» завод разводит кету и кижуча. По мощности производства этот завод первый, на втором месте – «Озерки». По большому счёту, кижуч сохранился в Паратунке благодаря искусственному воспроизводству, потому что эта река, как и Авача, находится под прессом восьмидесяти процентов населения полуострова.

На экспериментальной базе мы искали оптимальные условия для жизни молоди. В природе самый благоприятный период для её роста очень короток: июль-август. Именно в это время биохимические процессы в организме идут быстро и дают хороший темп роста. С помощью геотермальной воды мы удлиняем этот период. Кстати, метод родился благодаря наблюдениям за мальками в диких условиях: в холодном ключе, где есть естественные выходы термальных вод, молодь оказывалась крупнее.

Экспериментов шло очень много! Люди к нам ехали со всех сторон. Выяснилось, что наиболее комфортно молодь чувствует себя при температуре от 8 до 14 градусов, в зависимости от накормленности. Но при повышенных температурах и микроорганизмам хорошо – у мальков сразу стали выскакивать всякие болячки. Вызывали ведущих ихтиопатологов Дальнего Востока, выясняли, как победить болезни. Корма моделировали, подбирали. Определяли оптимальную плотность посадки – сколько малька можно разместить на данной площади. Те технологии, которые мы создавали в 1980-е, работают до сих пор. Жаль, что база закрылась. Изучение живого объекта не должно заканчиваться, ни в коем случае.

Их на Камчатке только пять

- От науки вы перешли к практике, участвуя в строительстве первых рыбоводных заводов в вначале 1990-х годов. Странно, что на Камчатке вопросом воспроизводства лосося всерьёз озаботились только в конце 20-го века.

- Это если говорить об интенсивном способе разведения, с использованием оптимальных температур и подкормки. А попытки наладить рыбоводство экстенсивным способом предпринимались и в начале прошлого века. Указом Его Императорского Величества рыбопромышленникам было вменено заниматься воспроизводством, и известный камчатский заводчик Грушницкий ещё в 1914 году наряду с добычей вёл работы по разведению молоди. А наши соседи японцы занялись рыбоводством в 19 веке. Они просто боготворят лосося – у них в любом рыбодобывающем посёлке обязательно стоит или барельефчик, или статуя в честь кормильца.

Первый на Камчатке государственный лососевый рыбоводный завод был построен на берегу Ушковского озера в трудное для страны время, в 1928 году. Правда, его деятельность была менее эффективной, чем естественное воспроизводство, хотя и просуществовал он до середины 1980-х.

В 1950-е годы на Камчатке строили рыбоводно-мелиоративные станции, это тоже следовало из вменённой рыбодобывающим предприятиям обязанности поддерживать численность лосося. Создавались искусственные нерестилища-инкубаторы. Ставили над ключом навес, инкубационные аппараты, избушки. Такие станции просуществовали недолго, и мы находили срубы, когда искали места для будущих заводов.

- Как это происходило?

- В июне 1991 года меня пригласили работать в «Камчатка-Пиленга годо», японско-российское предприятие, которое создавалось для строительства и эксплуатации лососевых рыбоводных заводов. Учредители были серьёзные: администрация Камчатской области, Камчатрыбвод, КО ТИНРО, «Камчатрыбпром», КМПО. Генеральным директором стал Валерий Фёдорович Ищенко – отец интенсивного рыбоводства на Камчатке. Зам по науке – Юрий Степанович Басов, и я – начальник научно-изыскательской группы. Мы день за днём колесили по трассам и водотокам, отыскивая подходящие для строительства заводов участки. В одной из поездок остановились почаевать неподалёку от места, где сейчас с вами беседуем. Я с чайником спустился к ключу, увидел озерцо, осмотрелся и понял: заводу – быть. Ведь что нужно в первую очередь? Хорошая вода и, ниже по рельефу, площадка. Вода течёт под уклон по трубе, мы ни ватта не тратим, это экономически выгодно.

Стали работать над местом: ездили каждые десять дней и зимой, и летом, наблюдали, готовили обоснование, а в 1992 году за четыре месяца построили завод. В марте набрали штат на комплексный строительный участок – 36 человек. Конкурс был сумасшедший! Отбирали только совершенных универсалов: если водитель, значит, должны быть все категории и желательно, чтобы и на тракторе мог. Помогали нам 22 японца с колоссальным опытом в строительстве. Как только поставили инкубационный цех, сделали пробную закладку. И начали работать.

В 1993 году построили ЛРЗ «Кеткино» – место приметили, когда летели из Усть-Камчатска (там мы тоже искали, на ключе Рыболовном когда-то стояла рыбоводно-мелиоративная станция). Всё нужно было делать быстро и качественно. Четыре месяца – завод стоит. Хорошая подготовка была. Все элементы конструкции финские, рыбоводное оборудование японское. Техника замечательная и вся своя – ничего не нанимали.

- И это в девяностые годы, которые стали символом сплошного развала и безнадёги?..

- Учредители предприятия были могучие. Выделялся лимит на вылов лосося, продавался японцам, а на вырученные деньги мы покупали оборудование и всё необходимое. Денег было много до ноября 1992 года, когда валютные счета оказались заморожены. Нас это не остановило – благодаря участию японцев завод был поставлен практически в долг.

Планы были грандиозные – каждый год ставить по заводу. Начинали строить Апачинский завод – проект прошёл госэкспертизу, техника стояла на линейке готовности, приезжал председатель комитета по рыболовству, гарантировал полную поддержку.

Когда построили «Кеткино», планировали вторую очередь – поставить завод под кижуча.

Я мечтал, чтобы на Камчатке было как можно больше рыбоводных заводов. В Японии их больше 200, на Аляске рыбоводство входит в Конституцию штата, там это одна из самых уважаемых профессий. На Сахалине 53 завода, из них только 12 – государственных. Стоит рыборазводный завод – а рядом рыбоперерабатывающий. Рыбу после отбора половых продуктов перерабатывают. Но там реки короткие, а у нас – больше ста километров. И как в пословице – один с сошкой, семеро с ложкой. Завод один на всю реку Плотникова, а сколько пользователей? Иногда приходят, спрашивают, как построить завод. Объясняешь. Когда озвучиваешь суммы, остывают. Дорого.

На Камчатке трижды принималась программа развития лососеводства. Всё есть: расчёты, перспективные водотоки. У нас, пожалуй, единственный в мире регион, где сохранился достаточно большой естественный фонд лосося и огромные запасы прекрасной воды. Но пять заводов всего. На значимых реках – Паратунка, Авача, Плотникова, Быстрая, где антропогенный фактор, даже узаконенный, – могучий. Для сравнения: Аляска ежегодно выпускает почти полтора миллиарда особей лосося. А мы – все вместе – чуть более 50 миллионов. Человек берёт, берёт – надо и отдавать, думать наперёд. Надо строить. Нам, камчатцам, сама судьба велела заниматься лососем, у нас даже полуостров похож на него очертаниями.

От икринки – до икринки

- Больше четверти века вы выращиваете молодь, отпускаете её в океан и ждёте, когда в родную протоку вернутся выросшие питомцы. Сколько времени понадобилось на то, чтобы они обеспечили воспроизводство новых поколений лососят?

- В 1993 году построили ЛРЗ «Кеткино», и я остался там директором. В сентябре 2019 года вернулся на завод «Озерки», где делал первую закладку. Такой причудливый поворот судьбы: последнюю закладку перед выходом на пенсию (с марта 2020 года – прим. авт.) я тоже сделал здесь. Но «родным» для себя считаю «Кеткино», которому я отдал ни много ни мало – 26 лет. Для рыборазведения он идеальный.

Мечта каждого рыбовода, чтобы рядом с заводом был нагульный пруд для адаптации малька. У «Кеткино» есть озеро. Там рыбка привыкает к естественной смене светового режима, к пространству, к новым кормовым объектам. Из озера проточка ведёт в Зеленовский ключ, и почти семь километров мальки спокойно, с хорошей кормовой базой, адаптируются и учатся прятаться от врагов. Потом попадают в реку Колокольникова, из неё в поток реки Пиначево – постоянный тренинг по нарастающей, и молодь свой жирок тратит с пользой для дела. К моменту, когда достигает Авачи, она уже, как говорится, немножечко с кулаками.

Ключ, на котором стоит завод, исторически сложившаяся нагульно-нерестовая станция кижуча и кеты. Кеты было мало, и мы стали пробовать заниматься кижучем. Интереснейшие были работы. «Кеткино» – самый холодноводный завод, и к сентябрю, без подогрева, мы получали 4-граммового кижучонка, это хороший результат. Возвраты пошли довольно быстро и ощутимо. А с кетой отдачу мы почувствовали в 1999 году. Тогда первый миллион заложили на заводе, никуда не ездили, никакого экспедиционного отлова производителей не вели.

В 2007 году шёл такой вал рыбы, что мы не успевали её обрабатывать. Стеной стояла, от берега до берега всё было забито.

В 2017 году рыбы было столько, что она положила заграждение, и пока мы его восстанавливали, тысячи две особей проскочило вверх медведям на радость.

В последние годы подходы хорошие. Это результат нашего труда. Рыба сама приходит, есть возможность распределить силы, наблюдать за динамикой хода, спокойно отобрать нужные особи.

- Хлопотное ли это дело – вырастить молодь лосося? Что самое сложное?

- Со стороны, наверное, кажется: легко быть рыбоводом! Оплодотворил, проинкубировал, икринки янтарь – душа радуется. А на деле это процесс трудоёмкий, и в нём очень много ручной работы. Горячей порой считается лето, когда рыба подходит в реки, идёт отбор производителей и закладка икры на инкубацию. Зима – время сравнительно спокойное, хотя регулярное кормление и тщательный уход за мальками расслабиться не дают. Это я называю «стресс монотонности». В цехах сейчас почти 18 миллионов питомцев, кормить их надо с 8 утра до 8 вечера каждый час, а самое главное – внимательно наблюдать за здоровьем молоди.

Малька можно сравнить с ребёнком, который ещё не умеет говорить. Я не боюсь проводить такую аналогию. Рыбовод смотрит на него внимательно, как родитель. Чужой человек не определит, что не так, а мы должны все перемены в поведении видеть: вялый стал, плохо ест – явные признаки нездоровья. Или вдруг «чешется» – трётся боком. Возможно, какой-нибудь экзопаразит завёлся, надо обработать. Нельзя запустить болячку, если она перейдёт в острую или в хроническую форму, проблем не оберёшься. Лучше всего профилактика.

Мы научились справляться со многими болезнями, применяем ультрафиолетовые установки, избавились от антибиотиков, с помощью профилактических мероприятий сдерживаем инфекционный некроз гемопоэтической ткани – это вирусное заболевание характерно для нерки. Нам в помощь лаборатория при КамчатНИРО, которая изучает и вирусологические заболевания, и паразитарные. Молодь не выпускается до тех пор, пока не пройдёт все исследования (и пока растёт, всё время пробы берутся).

Период перед выпуском тоже очень ответственный. Есть оптимальные сроки, когда природа готова принять и прокормить мальков, и выпустить их нужно точно к этому времени. Как родители: вырастили ребёнка и отпускают его в дальний путь, так и мы в первые годы на выпуск мальков ходили «с белыми платочками» провожать. А потом (обычно ко Дню рыбака) начинали бегать к ловушке: зашла – не зашла? Часто бегали. Смотришь, две-три, потом десять. А однажды нет и нет рыбы. Все встревожились, а потом сразу штук 200 зашло – как раз на День рыбака. Вот это было весело!

Считается нормальным, когда из ста скатившихся мальков вернулось две особи –международный коэффициент возврата установлен в два процента. В природе, в лучшем случае, возвращается полпроцента – из двухсот мальков одна особь.

- Отличается ли чем-то по возвращению в родную реку лосось, родившийся на камчатских заводах, от своего дикого собрата?

- Этот вопрос часто задают. И я отвечаю встречным: отличается цыплёнок, выведенный в инкубаторе, от цыплёнка из-под наседки, если потом они росли на одном подворье? Уверен – ни один специалист не отличит. Мы в искусственных условиях инкубируем малька на родной воде. Кормим 3-4 месяца, пока он интенсивно растёт, и всё. Граммового малька (если кета) или 0,7-0,8 г (если это нерочка) выпускаем в океан. И он где-то там на тысячах километров бродяжничает, кормится год, два, четыре, а потом возвращается. Наш метод выращивания так и называется: пастбищный.

Заметно отличается от дикого лосось, выращенный в садках на норвежских рыбных фермах. Там даже цвет регулируют в угоду потребителю, добавляя пигменты – цветовая шкала содержит около 30 оттенков, от ярко-красного до бледно-розового.

- Подводя итог своей трудовой деятельности, что бы вы назвали самым ценным, самым важным лично для вас?

- Я увидел живую воду. Это чувство отлично выразил Булат Окуджава: «Виноградную косточку в тёплую землю зарою, и лозу поцелую, и спелые гроздья сорву...».

Вся моя жизнь была посвящена рыбоводству во всех его ипостасях, начиная от экспериментальных работ (даже в студенчестве, когда я изучал жизнь молоди тихоокеанских лососей в естественных условиях), занимался и чавычей, и микижей – от икринки до икринки. Микижа, кстати, ближайшая родственница радужной форели. Этими работами интересовались Казахстан, Латвия, Германия. Потенциальные возможности были гигантскими – при оптимальных температурах её рост был в 25-30 раз больше чем в природе. В конце второго лета жизни микижа достигает 11 граммов, мы к этому времени получали экземпляры до 250-300 граммов. Интереснейшая была работа.

Желание заниматься чем-то подобным зародилось задолго до студенчества, ещё в детстве. И дед, и отец мои были любителями охоты и рыбалки. Первую удочку мне дедушка дал в четыре года, эту «бациллу» запустил. И мне всегда хотелось, чтобы не скудели леса и реки: увидеть плеск рыбы, услышать свист крыльев. Нельзя бесконечно урбанизировать природу, нашу кормилицу. Нужно, чтобы что-то осталось и после нас.

Беседовала Эмма КИНАС, РАИ «КАМЧАТКА-ИНФОРМ»

13 марта 2020 г.