Сувенир – вещь говорящая. О многом...
Из цикла «Наши люди»
Сегодня мы в гостях в удивительном, и даже смело можно сказать, волшебном, месте: в самой старой на Камчатке косторезной мастерской. Небольшой деревянный дом на склоне сопки Мишенной, из окна – потрясающий вид на бухту Сероглазка, внутри уютно топится печка, на стенах висят живописные пейзажи с этим же вечно притягательным видом и старые черно-белые фотографии. Здесь полно необычных вещей и инструментов. На верстаке стоит древний станок, выпуска 1960-х годов, и не как музейный экспонат – до сих пор в деле. Он, как и вся мастерская, принадлежали художнику, резчику Юрию Лабинскому, обосновавшемуся здесь после переезда из Паланы в конце 1970-х годов.
Ныне хозяин мастерской его старший сын, Григорий – известный мастер-косторез, художник, человек неравнодушный, увлеченный, обладающий богатыми знаниями об истории Камчатки, о быте и фольклоре северян и об их национальных художественных промыслах. Мастер отражает сюжеты камчатских легенд и их героев в мини-скульптурах, сделанных из рога оленя и лося, клыка моржа, бивня мамонта, из кости стеллеровой коровы. Эта же тематика воплощается в авторских этнических ножах. Но, говоря о работах, художник никогда не приписывает авторство лично себе, он работает вместе с помощниками и единомышленниками, объединенными в художественную артель: младшим братом Михаилом Лабинским, Марком Вдовиным, Максимом Гладышевым и Александром Ильиновым – известным паралимпийцем, членом сборной России по сноуборду.
Где наши ремесленники?
- Григорий Юрьевич, как живется мастерам народных художественных промыслов в условиях столь повышенного внимания властей к развитию туризма?
- Да, край у нас теперь – «территория опережающего развития», правительство планирует до 600 тысяч туристов в год принимать, и «сувенирка» наша – неотъемлемая часть туристической индустрии. Если нет хантайчика, пеликенчика, кутха – человек поднимет гальку и увезет на память кусочек камня. Без сувенира не уедет. А значит, надо идти навстречу желанию туристов. И правительство действительно активизировалось: где наши ремесленники? А, надо сказать, с ремесленниками очень плохо в крае. Вот прямо – очень, особенно если учесть, как было: такая здоровая фабрика объединения народных художественных промыслов (ОНХП) в маленьком закрытом городе работала. О чем это говорит? Весь сувенир и предметы быта уезжали, были востребованы на материке. И помимо 4-этажного здания в Петропавловске, которое сейчас занимают «Билайн» и прочие фирмы, были филиалы ОНХП в Палане, Оссоре, Тигиле, Эссо, Никольском. Камчатка богата материалом, его разнообразие обуславливало и выпуск всевозможных изделий, причем – при помощи науки. Проводилась серьезная научная работа по изучению фольклора, орнаментов, приемов работы. Мастера трудились в просторных цехах, полных оборудования, получали зарплаты, ездили на материк семьями, стояли в очереди на квартиры и машины. Край наш, богатый гейзерами, икрой, крабами, в недалеком прошлом славился и как край мастеров. Их работы приобретались для музеев и частных коллекций. И зимой они не сидели без зарплаты, потому что турист не приехал... Система была.
И сейчас нужна система, которая бы помогала мастерам не только с оборудованием, инструментами, сырьем, но и создавала бы условия для подготовки учеников, давала бы юридическую помощь.
Ремесленникам нужно помогать. Можно и не помогать, конечно, – без сувенира рынок не останется, в данный момент в продаже много северного сувенира (мраморная крошка, пластик, магнит), сделанного не на Камчатке. Более того – не в России, а часто в Китае. Приезжает к нам турист из Калининграда и покупает собачку не из рога северного оленя, а из китайского пластика, и, довольный, уезжает. Может, это нормально в плане экономики, потому что поддержка ремесел, действительно, большая работа, не очень выгодная с точки зрения рыночной экономики. И у нас в крае она еще, фактически, не началась.
Я «копал» эту тему и знаю, что федеральный закон о народных художественных промыслах – шикарный закон! И кое-где он работает – в Нижнем Новгороде, в Саранске, в Якутии. Якутское правительство за своих мастеров взялось, как там все расцвело! Несколько десятков ремесел в реестре! Я даже столько назвать навскидку не смогу, а у них все это действует. По федеральному закону аж 90 процентов электроэнергии, потребленной народными мастерами, возвращается им в виде субсидий. Но в Камчатском крае почему-то этот закон не работает, киловатт самый дорогой в мире, станки мои старые электричество поглощают со страшной силой, и мой пеликен становится дороже и дороже...
Большая проблема не только народных художественных промыслов, а вообще всей нашей страны – отсталое производство. Модернизации требуют практически все отрасли. Собственных средств на обновление оборудования мастерам не хватает. Инструменты тоже очень дороги. Вот станок, еще дедушкин, я его разобрал, буду вживлять высокоскоростной мотор.
- Так вы еще и механик?
- Конечно! И станки самодельные используем, и сами все ремонтируем, и запчасти «изобретаем», потому что это не продается у нас в крае. Мне товарищи с материка кое-что шлют, привозят. Через интернет что-то заказываю, когда ножи делаем. У нас нет производства ковки, нет металловедов хороших, да и металла на Камчатке нет в природе. Металл весь привозной. И знаменитые пареньские ножи были из привозного металла, часто не лучшего качества – обручи от бочек, какие-то ржавые фрагменты. Коряки в Парени научились их сковывать – это единственное место на Камчатке, где добились результатов. Потом необходимости ковать металл не стало, он всякого качества стал приходить в Парень, и мастера свое дело бросили, отстали от этого... Но бренд известный, камчатский, как, скажем, всероссийская матрешка. Сейчас один известный ножедел у нас в крае говорит, что только он имеет право делать северные пареньские ножи, ибо когда-то в смуту, в 1990-е, он их запатентовал. К другим мастерам даже полиция приходит, изымает ножи, мол, не имеете права.
Я вижу в этом не ту проблему, что человек использует нехорошую конкуренцию, а вообще в законах – у нас нет сертификации мастеров, нельзя получить лицензию в крае. Но не один этот товарищ делает ножи, и я думаю, что такой бренд нельзя одному человеку присвоить, как нельзя закрепить за кем-то персонально матрешку, или оренбургские платки, или вологодское кружево. Это мешает развитию народно-художественных промыслов, а в данном случае мы говорим не о развитии, а хотя бы о выживании, чтобы они не умерли. А то может случиться, как в США. Там в красивейшем центре из стекла и бетона сидят толстые индейцы. Они уже не ловят лосося, не убивают лося, не умеют шить охотничьи штаны из его шкуры, куртки с широкими рукавами. А дотации у них очень хорошие. Остался какой-то промысел: бабушки из травы делают шкатулки – американцы поддерживают этот промысел. И, думаю, если бы какой-нибудь индеец вдруг возродил изготовление томагавков, его бы поддержали, конечно. Когда-нибудь мы тоже разовьемся до того, что готовы будем поддерживать ремесла, но поддерживать будет нечего...
Есть у нас в городе Дмитрий Сидоров, человек образованный, край любящий, и он болеет за НХП, имеет контакт с нашими мастерами, стремится помочь. Нам он помог взять грант по линии поддержки предпринимательства, мы приобрели станки и доделали новый цех.
Но у многих мастеров даже мастерской нет – работают кто в подвале, кто на балконе, кто на кухне в однокомнатной квартире, пока жена ушла. А она возвращается и «грызет» мужа: «Опять свою кость тут пилил?! Бессовестный!» - потому что работа пыльная. На фабрике молоко давали за вредное производство. Известному нашему Егору Чечулину какой-то депутат помог (низкий поклон, конечно, депутату и за такое) – предоставили бетонное помещение без окон. Как можно без солнечного света этой работой заниматься? Зрение катастрофически садится...
- А эта мастерская как у вас появилась?
- Отцу помогло предприятие – ОНХП. Он любил изготавливать сувениры, придумывал хорошо, все время стремился сделать что-то новое. Мастерам такого профиля шли навстречу – они работают до ночи, режим с 8 до 17 их не устраивает, а цех закрывается. Сказали: «Работайте, Юрий Михайлович, у себя». Провели электричество, поставили лампы дневного света, кое-какое оборудование дали. Он так и работал до самого развала объединения, и на пенсии, медаль получил за доблестный труд.
Кем работает косторез
- А вы когда к ремеслу приобщились?
- Честно говоря, не помню. Что-то надо было для своей потехи сделать – саблю, пистолет – мастерская есть. Отцу помогал за станком класса с 6-го. Не просто так. Денег я не видел, но зарабатывал «часы», час стоил примерно 50 копеек, и это складывалось в сумму, которая мне помогала потом купить горные лыжи, мотоцикл. На кино и на конфеты не получалось. А набор стамесок – запросто.
Но не сказать, что я потом всю жизнь резал кость. Я служил в армии, окончил техникум, получил специальность «технолог рыбной промышленности», ходил в море. У меня еще есть ряд специальностей, автослесарь, например. Сейчас нужно встать в реестр минсоцразвития, чтобы я стал мастером – пока я не мастер, у меня нет никакой бумажки. Бывает, спросят: «Ваши документы?!». А у меня нет. Видимо, в связи с развитием туризма решили ремесленников поставить на учет.
Но я не только этим кормлюсь. Надо семи пядей во лбу быть, чтобы этим ремеслом кормиться, надо прямо Микеланджело быть, серьезно! У меня есть работа, в колхозе Ленина стою в охране каждые третьи сутки.
Когда, в 2003 году, отец умер, мастерская опустела... Потом я получил травму, и врачи на некоторое время запретили мне ходить в море. Можно было бы, наверное, в такси или на стройку, но пустая мастерская не давала покоя. Да и потом – мне здесь так нравится! С моря приходил, включал свет, доставал свою заготовку, не для денег, а что-то хотелось сделать.
Мне радость – сделать образец, придумать, довести до ума. И еще стараюсь, чтобы сувенир чем-то служил. Не просто фигурка – а пусть будет пресс-папье, или чесалка, не просто кулон, но еще и свисток. Это самая интересная работа. Если бы сейчас была фабрика сувениров, я мог бы быть мастером-технологом и разрабатывать новые образцы изделий.
«Золотые» кости
- С каким материалом вам приятнее работать?
- Каждый материал хорош. Хорош зуб кашалота: и оттенки очень красивые, и никакой слоистости на срезе, как у клыка моржа, например. Мягкий, пластичный. Мамонт сильно минерализован, но с ним можно работать, гнуть его. Когда святитель Иннокентий, апостол Сибири и Америки, путешествовал по Камчатке, у него сломалась корона, которая используется в обряде венчания. И ему какой-то коряк сделал корону из бивня мамонта, Иннокентий долго ее с собой возил и ею венчал. Мастер применил технологии, которые позволили расщепить бивень на полоски, а потом согнуть их и склепать – рукастый был коряк!
Мы используем кость мамонта. Недавно мне предлагали 150 кг, но денег у меня не оказалось и, по моим сведениям, кость уехала в Петербург. Один коммерсант узнавал цену на ребра стеллеровой коровы – они имеются лишь на Командорских островах. По его словам, хочет вывезти в Китай.
Рога северного оленя пилятся на маленькие кусочки, чтобы удобнее засунуть в контейнер, и тоже отвозятся в Китай через фирму в Приморье. А считается, что с Камчатки они уходят на внутренний рынок. Да, но эта фирма находится прямо на берегу Амура, надо понимать, что наши рога уходят в Китай. Я не против – предприятия, выпускающие валютный товар, лучше держатся на плаву, дай Бог им продавать больше рогов в Китай и наших оленеводов кормить. Но часть рогов – сто, двести килограммов – можно было бы оставлять для нужд местных мастеров.
Егор Чечулин – известный мастер, представляет край на многих выставках, покупал рога за 600 рублей килограмм и переживал: «Так дорого...». Почему бы Егору не дать рогов просто так, по заслугам? Ведь его все знают, во всех музеях его работы.
А со шкурами что делается? Мясо оленя, мы видим, продается все больше, значит, оленей становится больше, мы радуемся. Рога уходят в Китай. А шкуры? Где малахаи, кухлянки, сумочки, коврики?.. Их нет, потому что шкуры складываются в большой костер, обливаются бензином и сжигаются. У нас на это закрывают глаза. А ведь это не менее возмутительно, чем проект того коммерсанта, который хочет продать ребра стеллеровой коровы в Китай.
Но если я хочу спилить березку, чтобы сделать какую-нибудь конфетницу, нужно оглядываться, а то с меня возьмут штраф, то ли 7, то ли 8 тысяч рублей. Говорят: «Что за проблема? Выписывай порубочный билет на дрова». Но мне не дрова нужны. Да и неудобно это: дадут где-нибудь под вулканами, скажут – увози свой куб, а мне не нужен куб. Мне надо ходить по лесу с топориком – искать подходящую форму, высматривать...
Чтобы решать эти вопросы, министерство культуры должно договориться с министерством сельского хозяйства и другими органами, должно подключиться агентство по туризму. Нужно, чтобы эти большие структуры, серьезные тети и дяди, там работающие, умели договариваться между собой и прорабатывать помощь. И если у нас в крае есть чиновник, который отвечает за ремесла, так пусть его хотя бы ремесленники знают!
Я все-таки надеюсь на развитие НХП, пусть не до уровня фабрики, а хотя бы до уровня востребованного ремесла, чтобы им и молодые люди интересовались бы. А пока здесь нечем учеников закреплять – никакого тыла, никакой социалки, зарплаты не гигантские и не стабильные. Если и появляются ребята со способностями – уходят, как только взрослеют или ребенок рождается. Да еще и специфика ремесла такая, что из ста человек единицы мастерами станут: работа серьезная, очень скрупулезная, мелкая и в то же время грязная – отпугивает.
Почему изделия дороги, а мастера – бедны
- Все, кто хоть раз бывал в сувенирных магазинах, видели, что цены на изделия весьма высокие.
- Это не цены мастеров. Это цены коммерсантов. Вот нож, который стоит в магазине 18 тысяч рублей. Из чего сложилась цена? 2.500 стоит лезвие, 7.000 – мне за всю работу, включая ножны. Коммерсант дает мне 9 тысяч, умножает на 2 – вот цена в магазине. Я же из своих 7 тысяч еще оплачиваю клей, кожаный ремень, морилку, лак, цветмет, и остается мне совсем немного. Могу ли я с этих денег вкладываться в модернизацию мастерской, покупать новые станки? Конечно же, нет. А в магазине цены такие, что меня часто спрашивают, не тайный ли я миллионер?
- Учитывая дороговизну материала, можно сказать, что мастер оказывается между молотом и наковальней.
- Вы правы. Поднять цену на свое изделие я не могу, ведь каждая тысяча рублей, добавленная мной, превратится в две на витрине. А ситуация в стране такая, что народ стремительно беднеет, и мне это лучше всех видно. Моя продукция – не хлеб и не колбаса, ее покупают, когда у человека «лишние» деньги бывают. Если несколько лет назад в день открытия «Берингии» мы продали своих работ на 70 тысяч рублей, то в этом году – на 8 тысяч, на Елизовском спринте – на 12 тысяч рублей. Это говорит о том, что кошелек нашего гражданина худеет.
Вот, к примеру, клык моржа добывают в основном на Чукотке. В бушующем море ловкий и умелый чукча убил зверя. Надо этого тяжеленного моржа выволочь на берег, в крови, в мокром песке, вырубить у него бивни. Это нелегко. Потом надо продать их вертолетчику. Вертолетчик продает перекупщику, перекупщик – мне. Я тут начинаю дышать пылью, ломать карандаши, фрезы, протыкать штихелями пальцы... Наконец, делаю. Приношу коммерсанту. А коммерсант хочет переплюнуть всю цепочку: и чукчу в бушующем море, и вертолетчика, и меня... Не знаю, алчностью это объясняется или чем, но процент они почти никогда не скидывают, хотя каждый раз просим – сделайте подешевле, лучше будут покупать. Но коммерсанты же ничего не теряют от того, что мой нож не продается, а мою работу это тормозит. Почему бы не сделать такой магазин специализированный? Есть же ярмарка производителей для пищевиков.
Когда мы заговорили о помощи в агентстве по туризму – не в плане денег, а в плане осознания самой проблемы – нам ответили: «Ну, вы же продаете свои работы, значит, вы коммерсанты. И есть меры поддержки предпринимателей». Да нет, мы не коммерсанты. Мы – ремесленники. Если так рассуждать, тогда и министерство культуры давайте переименуем в министерство коммерции, они же тоже зарплату свою получают. Тут несколько все по-другому, и на первом месте у мастеров должна оставаться художественная ценность. И так смущает тот факт, что развитие туризма заставляет идти на поводу у потребителя: выгодно делать то, что покупается, что подешевле. Полета для мысли, для фантазии – нет. Свобода эта появилась бы при организации, когда настроено и производство массового сувенира, и есть возможность делать вещи музейного уровня. Сегодня нет гарантии, что ты ее продашь, а за свет платить нужно каждый месяц. Поэтому и делаем мы пеликенов.
Энтузиаста от коммерции, чтобы вложил средства в НХП, не найдешь, да и не спасло бы это, потому что разговоры с частным капиталом сводятся к вопросу: «А когда я отобью?».
«Наши проекты сами по себе – радость»
- Вы очертили очень масштабную проблему с разных сторон, и самое тревожное, на мой взгляд, это отсутствие преемников у мастеров. Тем не менее, вы говорите, что верите в развитие НХП. На чем зиждется ваша вера?
- Есть примеры других регионов, и край наш не Магадан, куда турист не едет по собственной воле. Правительство понимает, что есть ряд проблем, но как их решить пока, видимо, недопонимает. Очень важно, чтобы это понимание пришло поскорее. Уже сейчас многие приемы и целые ремесла утрачены. Был у нас мастер, который умел плавить разноцветное стекло для скульптур: геолог, ходил по вулканам, добывал минералы, переплавлял со стеклом. Были очень хорошие чеканщики – сейчас таких работ на витринах не встретишь. И если ничего не изменится в ближайшие лет 10, то и наши умения пропадут безвозвратно, а место камчатских мастеров займет кто-то другой.
А между тем, сувенирчик – не побрякушка, а вещь говорящая: о богатствах народа, земли, скажем, что край богат минералами, животными; об умельцах – насколько развиты приемы обработки материала; о том, какие верования или чаяния у жителей этой местности. Мы изучаем родной край, национальный эпос, обрабатываем легенды. А они дают нам пищу для творчества.
Сейчас хотим поменять облик ительменской деревни Пимчах. Есть задумки сделать этно-туристический центр, оборудовать и декорировать место для палаточного лагеря, думаем о том, чтобы сделать там ремесленную финишную мастерскую – собирать изделия на глазах туристов. Дмитрий Сидоров пишет грант, готовит документацию. Если удастся получить деньги, то скоро мы увидим в Пимчахе нечто новое, интересное. Такие проекты – сами по себе радость. Есть задумки и предложения к новому директору нашего краеведческого музея.
А в целом – если федеральный закон начнет полноценно работать на территории края, то произойдут заметные перемены к лучшему. Стоит сделать акцент и на том, чтобы местные туристические бренды обработать в легендах, а из легенд выйдут сувениры. У нас столько названий красивых: Три брата, Сероглазка, Халактырка – а что они означают? Никто не знает. Работа невидная, не то, что новая гостиница, но необходимая, чтобы на достойном уровне встречать людей. Надо работать и в том направлении, чтобы привлечь к народным художественным промыслам и к туристическим услугам коренных жителей полуострова – дать им реализовать себя в этой сфере. У Камчатки, несмотря на все проблемы, все еще могучий потенциал. Самое время им воспользоваться.
Эмма КИНАС, РАИ «КАМЧАТКА-ИНФОРМ»
Фото из архива Григория ЛАБИНСКОГО
31 марта 2017 г.
Поделиться новостью
«Командорский дневник» Сергея Пасенюка
Камчатский яхтсмен, промысловик, художник и писатель (хотя сам и не называет себя таковым) Сергей Пасенюк – знаковая фигура для Командор, больше 50 лет он был предан островам. К его творческому убежищу – маленькому домику, построенному на берегу океана, неизменно стекаются туристы и вообще любые гости острова Беринга, – сначала поснимать красивые виды, а затем, если повезет, поговорить с хозяином.
Здесь, среди рисунков и старинных плакатов, за чашкой кофе, в завитках табачного дыма нескончаемо идет разговор о путешествиях, островных историях и людях. В ожидании выхода в свет новой книги Пасенюка «Командорский дневник», мы задали Сергею Леонидовичу вопросы о жизни и красоте. Получился рассказ в пяти главах от первого лица.
Глава 1. ЛИТЕРАТУРА
О новой книге – о чем она, когда была задумана и когда увидит свет.
– В середине 1990-х, когда я работал охотником-промысловиком, охотовед Володя Киприянов попросил меня написать книгу о промысле песца на острове. Семя упало на благодатную почву: сам сюжет – с зимовками на диком юге, вдали от цивилизации с ее побрякушками был силен и гарантировал бессмертие сотням карандашных набросков природы.
Лет десять назад я с удовольствием занялся превращением рисунков в жесткую графику и ревизией старых дневниковых записей. Довольно быстро я понял, что без скопившейся на трех улочках людской популяции с ее радостями и бедами книжка будет пресна и невкусна. Тогда я еще не понимал, что замахиваюсь на полувековой пласт и в лямки какой перегруженной фактами телеги впрягаюсь...
Чтобы время своим рашпилем не стерло лица давно ушедших алеутов, еще знавших родной язык, в «Командорском дневнике» я увековечил их портреты. На финише получился трехтомник, снабженный тремя с лишним сотнями иллюстраций. Я не писатель и потому, чтобы не плевать в вечность, сильно завысил планку. Творческая работа – это честный союз с одиночеством, после завершения которой все желающие со своими ложками приглашаются к общему столу. Поставив последнюю точку, я понял, что сделать красивую вещь – это еще не искусство. Искусство – найти средства для издательства и реализовать тираж читающей публике, которой в нынешнее время не так уж и много, – ведь тех, кто избегает чтения книг, они тоже избегают.
О писательстве в целом
– Я вырос в среде работяг, писательством никогда не занимался и никогда к нему не испытывал тяги. Написанное кровью двадцать лет назад «Соло через Берингово море» появилось от отчаяния: моя яхточка «Александра» зависала тогда в Сиэтле, прожорливая свинья-инфляция бросила всех в бездну и, чтобы зацепить ростовщичьи струны какого-нибудь спонсора и купить авиабилет за океан, мне пришлось взяться за перо.
Глава 2. КОМАНДОРЫ
О смысле жизни на островах
– Я родился в городе, но со временем понял, что его бестолковость хороша только для юности. Кроме скептицизма и простуды, город прививает человеку уйму дурных привычек. Время в нем, от рождения до эпилога – разглядывания сквозь засиженное мухами окно соседской пятиэтажки – там пролетает мгновенно, ничего не оставляя в памяти. На острове, чтобы увидеть небо, не надо задирать голову кверху. Время здесь отмеряется волнами на рифу и не бывает один закат похож на другой. Жизнь на берегу океана – кто меня понимает – не может быть бессмысленной.
Об отношениях с природой
– Хемингуэй сказал, что охотник, если он настоящий охотник, никогда не оставит оружие. Но это не так. С возрастом человек мудреет. Несмотря на то, что в свое время, работая в госпромхозе, я сдал государству больше тысячи песцов и, как и все мои коллеги, поставил на стол односельчан больше тонны оленьего мяса, несколько лет назад я сдал свою кормилицу-одностволку в милицию. Я считаю и всегда считал, что пролитая звериная кровь оправдывается только в единственном случае – чтобы не подохнуть от голода. И что самый страшный зверь в природе – это человек. Зверь убивает себе подобного, чтобы набить брюхо, и только человек убивает себе подобных из-за мнимых идей и амбиций.
Глава 3. РИСОВАНИЕ
О том, как формировался художественный стиль
– Полный ответ на этот вопрос вы найдете в «Дневнике...», скажу лишь, что своего, присущего только мне, стиля у меня нет, да и таланта тоже. Я просто придерживаюсь строгих законов графики.
О художественной студии в Никольском
В 2005-м по просьбе островитян мы с мэром Евстифеевым создали художественную студию для детей при Центре досуга и творчества. Я ушел из нее через 12 лет, когда с горечью понял, что не в силах конкурировать с экранами телефонов, от которых школьники уже не могли оторваться ни на минуту. Что касается моих детей, то мы с женой не приобретали телевизор, чье присутствие сродни поселившимся в квартире насильникам, убийцам и следователям, до тех пор, пока они не закончили школу, получив начальное высшее образование из прочитанных ими книжек. Как сказал Достоевский – читайте книги умные, остальное сделает время.
О выставках
– Так получилось, что галерею портретов алеутов и командорские пейзажи видели во многих уголках Северной Пацифики. Но в этом не было моей заслуги и усилий – выставки организовывали неравнодушные к Северу интересные люди. Оригиналы портретов я, как скупой рыцарь, берегу. Их хотели пробрести музеи Германии и Аляски, но их депортация с острова попахивала бы предательством по отношению к моим героям; они представляют этнографическую ценность и прочно поселились в уголке души, ожидая, когда к ним проявит интерес какой-нибудь небезразличный к крошечной вымирающей нации музей нашей страны.
Я простой человек. Словами Билли Бонса, ром, яичница и бэйкон – вот все, что мне нужно. Не состою ни в каких Союзах и социальных сетях, никому не мешаю и никуда не сую свой нос, разглядывая мир как бы со стороны – так лучше видно добро и зло. Но это не значит, что я выпал из исторического процесса: я пристально слежу за жизнью людей и островов, нашей страны и всего мира от бухты Комсомольской до берегов Огненной земли, где носятся под парусами глотатели географических широт – мои друзья по риску. Мне больно, что на дне Мексиканского залива до сих пор не могут заткнуть фонтан нефти, что Фукусима все также струит ядерные отходы в Тихий океан, на Командорах исчезают каланы и сытая столичная гостья хочет стереть с палитры их тундр завезенных неглупыми людьми грациозных северных оленей.
Глава 4. МОРЕ
Об «Александре» и о том, что тянет в море
– До приобретения в камчатском мореходном училище разграбленной яхточки я успел пройти 10 000 миль с различными экипажами на деревянной яхте «Авача». У нас не было двигателя, печки и GPS, ходили по счислению, полагаясь на паруса, ветер и свои знания. Все походы на Аляску и Чукотку проходили в спартанских условиях – лучшей школы для моряков.
В 1997 жизнь на острове измельчала и свелась к прозябанию; пришли времена хитрых и вороватых, – за добытую пушнину и путины на Саранном платить перестали. Я понял, что этот виток приобретает стабильность, моложе уже не стану, поэтому не стоит уродоваться ради нищенской подачки и надо успеть приоткрыть глаза на мир.
«Александра» – да святится имя ее! – хватанула добрую порцию штормов и свободы, совала свой нос во все причудливые уголки Аляски, ходила под Авророй среди якутатских айсбергов и канадских лесов, встречала миллениум под сенью небоскребов в Сиэтле и, думаю, вполне заслужила покой.
О сне – если ты один в океане
Удавалось ли выспаться на море? Сон – это главный враг моряка в одиночном плавании, особенно в шторм и вблизи берегов. В доброй старой Англии заснувшего на вахте протягивали под килем. Если серьезно, то со сном на яхте постоянный дефицит. Даже в дреме капитан помнит о курсе яхты, направлении ветра и своих координатах.
На яхтах похожих походов не бывает, об их разнообразии заботится кокетливый Тихий океан. Но о самых запоминающихся штормах, событиях и случаях читатель сможет прочесть в «Дневнике...».
Глава 5. КРАСОТА
Об искусстве на островах: фигура Ассоль на берегу океана, мемориал с пушками Беринга, памятная доска в честь «русского робинзона» Якова Мынькова на Толстом, скелет коровы Стеллера, домик из выброшенной яхты, «стоунхендж» из китовых костей – большая часть «командорской» эстетики дело рук Пасенюка. Откуда эта страсть и как появляются идеи?
– Это не страсть к эстетике. Это тяга к красоте. Мы не умеем любить, пить, не любим свою историю. А искусство – это противоядие от грязи, оно не может приносить зло. Ассоль появилась на берегу океана потому, что без нее нельзя. Лично мне взгляд на нее заменяет рюмку хорошего коньяка. Призванные украшать село пушки с пакетбота «Святой Петр», три десятилетия сиротливо лежа под северной стеной музея, умоляли вытащить их к людям на свет. Памятник китобойной флотилии, носящей гордое имя «Алеут», к нашему стыду появился появился на Чукотке раньше, чем у нас, хотя в годы войны и после, китобои, наряду с американской лендлизовской тушенкой, подкармливали командорцев китовым мясом. О судьбе собранного скелета морской коровы, отвергнутого депутатами на острове, лучше прочитать в «Дневнике...».
Была еще мысль установить для украшения села и воспитания молодежи прошедшую по пути Беринга яхту «Александра» на площади между памятником мореплавателю и его пушками, однако депутаты, мотивируя большими размерами яхты, эту идею не поддержали – в их новом поколении не нашлось места для элементов романтики дерзости; однако их вины в этом нет, – вина в том, какой марки цемент подмешивали в воспитание их родители.
Поставить мемориальную чугунную плиту русскому робинзону Якову Мынькову я мечтал еще во времена зимовок на юге острова. Стране и русской интеллигенции не следует забывать своих героев. Прославленные благодаря Михаилу Ломоносову четыре помора, прожившие четыре года на Шпицбергене, в подметки не годятся проробинзонившему тоже четыре года на нашем острове в начале XIX века Мынькову. В сентябре 2022 года отлитая на уральском заводе плита с помощью армян была установлена около моего зимовья на мысе Толстом, откуда Яков, поджидая своих товарищей, с надеждой вглядывался в пролив между островами.
Галина ЖИХОРЕВА (газета «Алеутская звезда» – для РАИ «КАМЧАТКА-ИНФОРМ»).
Гуру физкультуры Всея Камчатки Леониду Копаневу - 90
До сих пор мы встречаемся на футболе и, глядя на него, я всегда невольно задаюсь вопросом: «Где же этот предел человеческих возможностей, и в чём секрет небывалой бодрости, фантастической работоспособности и долголетия этого чудо-богатыря?». Сегодня, 28 июня, почётному физкультурнику Всея Камчатки, футбольному судье республиканской категории, отличнику физической культуры и спорта Леониду Васильевичу Копаневу исполняется 90 лет!
Он родился 28 июня 1933 года недалеко от кожевенного комбината имени III Коминтерна в деревне, что располагалась в пригороде Кирова (город Вятка до 1934 года). С детства мечтал быть моряком, поэтому и попал на Камчатку. Но судьба в корне изменила всю его жизнь, придав ей спортивный привкус, спортивный азарт, спортивную стойкость и спортивное долголетие. Каждое утро он привычно начинает с зарядки, дыхательной гимнастики и веры в добрые новости очередного дня своей жизни.
Один из патриархов камчатского спорта и сейчас продолжает трудиться во благо развития физкультуры в Петропавловске-Камчатском, имея за плечами 66 лет трудового стажа. И это не предел… Он воспитал и продолжает воспитывать поколения здоровой и физически крепкой молодёжи. Строгий, но справедливый физрук с богатым жизненным опытом, горячо любящий своё педагогическое ремесло. Словно о таких, как Леонид Васильевич, однажды и написал Александр Блок: «И вечный бой! Покой нам только снится...».
Историк по образованию, окончив в середине 60-х камчатский филиал Хабаровского педагогического института, он работал в профессии всего один год. И снова вернулся в спорт, но уже как педагог, занимаясь подготовкой молодёжи в среднем и высшем мореходном училище, далее в Рыбопромышленном, а ныне в Политехническом техникуме. Он успел принести немало пользы, трудясь на посту председателя Горспорткомитета, 25 лет успешно возглавлял Федерацию футбола Камчатки, внеся огромный вклад в развитие взрослого и детского футбола в регионе.
Камчатский гуру физкультуры привил любовь к занятиям спортом тысячам своих воспитанников, которые успешно выступали на городских, областных, краевых, зональных и республиканских соревнованиях по многим видам спорта. Сегодня Леонид Копанев носит гордое звание «Ветеран спорта России». Но своим главным достижением в жизни считает родную семью. А теперь, что такое дожить до 90 лет семейному человеку по «системе Копанева»: это две дочери, один внук, три внучки, одна правнучка, два правнука, а также зяти и невестки. Впрочем, обо всём по порядку расскажет сам юбиляр.
-Леонид Васильевич, как судьба привела вас на Камчатку?
- Я с детства мечтал быть моряком. Как сейчас помню, мне мама сшила белый китель с якорями и пуговицами, с нашивками, и я всегда в нём гарцевал перед гостями, когда они собирались у нас на какие-то праздники. Повзрослев, я тоже мечтал о море, пытался петь морские песни, такие как «Раскинулось море широко», подражая Утёсову и так далее. С детства как-то засела у меня в голове мысль о море, хотя моря я не видел. После окончания семилетки в школе рабочей молодёжи я продолжал трудиться на родном кожевенном комбинате, параллельно занимаясь футболом, хоккеем с мячом и лыжными гонками. Подавал заявки на поступление в мореходные училища городов нашей страны, но, по разным причинам, получал отказы. А мой путь на Камчатку начался с города Херсона, куда в мореходку приехал представитель Министерства рыбного хозяйства страны по фамилии Абрамович, который набирал курсантов в мореходную школу Петропавловска-Камчатского.
Я с боями сдал вступительные экзамены, и в составе шестидесяти счастливчиков отправился в Москву, откуда на поезде добирался через весь Советский Союз во Владивосток. Далее на пароходе «Сибирь» через ещё шесть суток морского путешествия я попал на Камчатку. Город нас встретил непогодой, слякотью и первая мысль, которая тогда у меня возникла: «Куда я попал?». Здесь мои первые морские университеты начались с изучения такелажа на бригантине «Штурман» и первого морского похода в залив Корфа, чтобы «оморячиваться». С тех пор и никогда я не болел морской болезнью. Отучившись три года, я получил специальность - механик третьего разряда, штурман малого плавания.
-В какой момент окончательно поняли, что связали свою жизнь с физкультурой и спортом?
- Это пришло со временем. Я мечтал получить высшее образование по своей специальности. Но мореходная школа не давала аттестата о среднем образовании. И мне пришлось доучиваться в школе рабочей молодёжи. Поэтому в море ходить я пока не мог, но продолжал работать матросом на стоящем в порту Петропавловска «Штурмане». А в мореходной школе я проявил себя как спортсмен, как общественник, и мне предложили должность работника в городском комитете комсомола. Там кроме основных обязанностей у меня был и спорт, и художественная самодеятельность. Даже участвовал в сценической постановке драмы Лермонтова «Маскарад». Какая у нас была самодеятельность, какие были вечера! Какие девчонки приходили! Кстати, билеты на танцы и спектакли выдавались только лучшим курсантам. Ну, а за родную мореходку я бегал на лыжах, играл в футбол и в хоккей с мячом. Когда окончил ШРМ, то задал себе вопрос: «Что делать дальше?» Мою мечту быть моряком пересилило желание работать с ребятами, заниматься спортом и общественной работой. И мне предложили должность заведующего оборонно-спортивным отделом Обкома комсомола.
-Руководящая спортивная работа всегда приносила удовлетворение?
- Всё зависело от обстоятельств и от ситуаций. В оборонно-спортивном отделе я занимался в основном снабжением районов спортивным инвентарём, участвовал в организации спортивных массовых мероприятий. Но бумажная часть этой работы мне настолько надоела, что я с удовольствием принял предложение Гриши Вайнеса, который тогда был председателем городского спорткомитета. Он так хотел сбежать с этой должности, что сказал: «Васильевич, давай займи моё место!» И что-то меня подвигло на это. Всё лучше, чем сидеть перебирать бумаги и ездить по разным торговым организациям. И я пошёл работать председателем городского комитета физкультуры и спорта. И с какими людьми я тут работал! За туризм у меня отвечал Владимир Иванович Семёнов (с 1990 года - Почётный житель Петропавловска-Камчатского), Кожемякин отвечал за школьный спорт и так далее. Все были общественники и работали на совесть! И вот я без всякого официального штата работников у себя в комитете организовывал «Эстафету мира», те же соревнования по лёгкой атлетике для школьников на сопке Любви. Мы всё делали сами - всё таскали на своём горбу, флаги, плакаты, украшения, сами занимались разметкой. Ведь тогда как такового стадиона в городе ещё не было. Зимой проводили соревнования на Култучном озере, там же проходила церемония награждения. Вот так началась моя активная спортивная общественная работа.
-Наверняка футбол и хоккей занимают отдельное почётное место в вашей биографии?
- Футболом я начал заниматься ещё в Кирове. На Камчатке уже играл и в хоккей, и в футбол за мореходку, за команду ДСО «Пищевик». Первую хоккейную площадку, помню, мы залили в центре за техникумом возле кочегарки на месте волейбольной площадки. Сами трамбовали снег, таскали воду из кочегарки для заливки льда. Сами сварили ворота, играли шесть на шесть в хоккей с мячом длиннющими клюшками. И это были первые хоккейные матчи на Камчатке. Вообще я всегда совмещал работу и увлечения. В начале шестидесятых мне предложили должность председателя областного спорткомитета. Я в это же время как раз начинал судить матчи первенства СССР класса Б. Зная, что мне опять предстоит заниматься бумажной волокитой, я хотел отказаться. Хоть я партийный, но всё же попросил дать время мне подумать. Думаю до сих пор... Тогда, кстати, предложил руководству Камчатской области вместо себя кандидатуру Юрия Ронжина, который уже имел опыт работы в городском спорткомитете. И меня услышали. Так я ушёл от этого предложения. После окончания института я год преподавал историю. Но освободилась должность преподавателя физвоспитания в камчатском мореходном училище, куда меня позвали работать, и где я трудился почти тридцать лет.
-Есть ли отличие в отношении местных властей к развитию спорта на Камчатке в советские времена и сейчас? Кто более эффективен?
- Конечно, более эффективной была работа советских партийных организаций. Правда, и там были казусы. Например, помню, мне рассказывали анекдот про одного чиновника, который при подготовке региональных сборных команд к зональному первенству перепутал хоккеистов с лыжниками. Но это говорит об интеллекте отдельно взятого человека. А вообще отношение людей в руководстве регионом было ответственным, и они серьёзно занимались вопросами развития спорта на Камчатке. Что вы хотели, если у нас вопросами развития футбола занимались даже на заседании бюро обкома партии. Вот они реально этим занимались и реально помогали. И это была система, где всегда строго спрашивали с руководителей профильных организаций за развитие того или иного вида спорта. Они этим интересовались. Когда строили в 1959 году наш первый стадион в центре города, там к восьми утра регулярно на выездные совещания собирались все партийные боссы. И это при том, что стройка стадиона была народной, ими на месте решались вопросы о помощи в поставке стройматериалов. Я тебе честно говорю, если бы не партия, то тогда бы мы ничего из спортивных объектов не построили.
-Я слышал очень много добрых слов от наших старожилов о первом секретаре Камчатского областного комитета КПСС Дмитрии Ивановиче Качине. Он очень много сделал, в том числе, и для развития камчатского спорта. Вы согласны?
- Дмитрий Иванович отличный человек и руководитель был отличный. Он много никогда не говорил, он много делал. Во многом велика его заслуга и в формировании в начале 70-х нашей футбольной команды «Вулкан». Я как раз в те годы судил первенство Союза в классе Б, а потом в А. Помню до отказа набитый наш домашний стадион, как люди стремились попасть на него в эпоху взлёта «Вулкана», становившегося призёром зональных соревнований и шедшего на повышение ещё до победы в Кубке РСФСР 1973 года. Атмосфера на стадионе у нас царила необыкновенная. И вот сейчас я вновь это почувствовал, когда начались игры молодых камчатских футболистов в ЮФЛ, я захожу в раздевалку и ощущаю атмосферу игр того первенства Союза. Единственное, чего не чувствую, так это запаха травы, потому что она у нас на газоне теперь искусственная.
-Чем вам особенно запомнился камчатский спорт советской эпохи?
- Тогда действительно был всенародный интерес к спорту и особенно к футболу. Помню, лежу в Сочи на пляже, ко мне подходит какой-то человек в кепке и спрашивает, мол, Леонид Васильевич, как там наши на Камчатке сыграли. Я-то примерно был в курсе, мне сообщали. Вот это было единение людей вокруг спорта! То же самое происходило на волейбольных матчах «Домостроителя». Трибуны всегда были битком. А сейчас пришли печальные в этом плане времена. Каждый сидит в своей норе и думает только о деньгах.
-Современная спортивная молодёжь отличается от поколения физкультурников вашей молодости?
- Как небо и земля. Хотя условия тренировок, экипировка спортсменов сейчас несравнимо высока в отличие от нашей эпохой. Наше поколение - это дети войны, многие были обездоленные, потерявшие родителей. Мы сами себе подшивали бутсы, сами клепали шипы, подгоняли простые ботинки под лыжный вариант и так далее. Сейчас всё это есть в большом количестве в продаже. И это хорошо. Но современные юноши не хотят этим заниматься. Современный студент, как правило, кроме зарабатывания денег больше ни о чём не думает. Образование и физвоспитание для него как побочный эффект. И это всё идёт из воспитания в семье, в детском саду и в школе. Вот вам пример, сейчас ввели даже в детских садах должность руководителя физвоспитания. Но толку нет. Ко мне всё больше теперь на занятия приходят парни и девчонки, которые не умеют ни ходить, ни прыгать, а уж о работе с мячом я промолчу. Фактически всё изучаем с чистого листа. Если раньше у меня на отделении был максимум 1-2 студента, освобождённых от занятий физкультурой, то сейчас таких по 5-7 человек. Мы к чему и куда идём такими темпами? Во времена СССР был культ спорта и здоровья. Занимались с утра до вечера, готовили школьные команды на уровне города и области, проводились школьные спартакиады.
-Чего не хватает сегодня для полноценного развития физической культуры и спорта на Камчатке?
- Спортивного воспитания в семье не хватает. Чтобы это было массовым явлением. Массовой должна быть и тяга к получению знаний и образования. Учить не хочешь, предмет знать не хочешь - получи двойку, иди, учи и исправляй материал. Вот пример с моим правнуком, он учится в пятом классе. Жена внука была на собрании сына и классный руководитель ей рассказала, что заниматься теперь просто невозможно. Приходит бабушка, дедушка, отец, мать и за горло берут: «А чего вы поставили ребёнку двойку?». В нашу бытность такое мы и представить не могли. Проштрафился, получил подзатыльник и помалкивал, занимался исправлением «неуда». А сейчас провинившиеся взяли за привычку качать свои права... Права теперь без ограничений имеет и ребёнок, и родитель, а вот с обязанностями какая-то проблема!
-Физкультурник Копанев вчера и сегодня. В чём основные отличия? Зарядку делаете?
- Конечно, есть отличия. Сейчас я уже на своём примере не могу показать ученикам то, что мог показать в былые годы. Но зарядку делаю каждый день. Ну, с пацанами пытаюсь дёргаться, но как дёргаться, если палец вывернут в другую сторону. Долгие годы, тем более, сейчас, согнуть его не могу. Это всё физкультура, так сказать... А так, дыхательной гимнастикой я каждое утро занимаюсь, отжимаюсь. А на даче полдня на четвереньках поползаю на грядке, тоже своего рода физкультура.
-Футбольный судья Копанев, какой он?
- Я ни разу не взял мзду за всю свою судейскую карьеру. А предложения на первенстве Советского Союза были и не раз. Приходилось иногда брать игру под жёсткий контроль. Я уже не помню, какой это был год, матч в Благовещенске. Играла местная команда против «СКА-Хабаровск». Игра была очень тяжёлая, стык на стыке, столкновение за столкновением. Я провёл на свистках весь первый тайм. В перерыве вызываю к себе главных зачинщиков конфликтов в первом тайме и говорю: «Ребята, прекращайте! Зачем превращаете игру в бойню? Пока держал игру на свистках, но теперь буду выгонять с поля!». А там полные трибуны, народ болеет, все орут, очень сложно судить было. Но игру удалось обуздать. Я и сейчас иногда выхожу судить на поле, но, как и прежде, я не позволяю игрокам грубить, нарушать правила и не плавлю игру, превращая футбол в бойню. Вообще, судья на поле всегда как будто находится между Сциллой и Харибдой. Но эта работа мне до сих пор нравится.
-Я буду прав, сказав, что ваша семья - это ваш тыл, а ваша супруга была не просто женой, а надёжной опорой и соратником?
- Я всю свою сознательную жизнь провёл на хоккейной площадке и футбольном поле, на судейских семинарах, на зональных соревнованиях в разных городах страны - Хабаровск, Благовещенск, Чита и так далее. Бывало, что выезжали с командами надолго, проводил в командировках по полтора месяца. И моя супруга на склоне лет сказала: «Лёня, я подсчитала, что мы с тобой вместе жили где-то половину срока из всех наших прожитых лет». А мы прожили вместе почти 61 год. И всё это спорт, футбол и хоккей! Конечно, ей тяжело было со мной. Каждую весну сборы - то Владивосток, то Фергана, то Сочи. С возрастом мне становилось всё труднее. И всегда Анюта ждала меня дома, встречала и поддерживала, как могла. Я перед своей женой преклоняюсь. Больше о ней нужно говорить. Ведь она берегла семью. Она была сирота, она никогда не курила, не брала в руку рюмку, а думала только о детях и обо мне. Я ей благодарен за то, что она мне позволила заниматься тем, что мне интересно. А мне всегда интересно встречаться с людьми. Вот как с тобой сейчас. Я познаю человека, его интересы, и так мы подпитываем жизненной энергией друг друга.
-Откуда черпаете силы для работы, не появляется ли желание уйти на заслуженный отдых?
- Я думаю, что если брошу работать, то быстрее «сыграю в ящик». Исходя из этого, я всё ещё тружусь. А потом, у меня ещё интерес к ребятам есть. Я на каждом уроке им пытаюсь что-то доказывать. Хотя понимаю, что доказывать им что-то сложно и почти невозможно. Но я хочу показать парням и девчатам, что мне небезразлично их физическое состояние. А физкультура и выполнение определённых нормативов должны быть на самом достойном уровне, как в детских садах, так и в школах, техникумах и вузах. Наша молодёжь обязана быть сильной и здоровой! А дорога к здоровью начинается с воспитания в семье.
Беседовал Дмитрий ПЮККЕ, РАИ «КАМЧАТКА-ИНФОРМ»
Фото из личного архива Леонида КОПАНЕВА, Евгения КОРОЛЕВА и Всеволода ГНЕЗДО
28 июня 2023 г.
Обсуждения новости