На прошлой неделе в Петропавловске состоялась премьера документального фильма «Медведи Камчатки. Начало жизни». Идейным вдохновителем и одним из создателей фильма стал Игорь Петрович Шпиленок. Премьера прошла в рамках социального показа – детство медвежат пока увидели только активные участники природоохранных и социальных проектов Кроноцкого заповедника и некоторые приглашенные гости. Широкая публика сможет познакомиться с картиной летом или осенью – дата начала проката еще неизвестна. С момента выхода кинолента оказалась в центре внимания на зарубежных и российских кинофестивалях и вызвала большой интерес и яркий эмоциональный отклик у зрителей, пожалуй, как и все, что делает Игорь Шпиленок.
Он называет себя послом дикой природы, и своему делу предан с детства. Его миссия – открывать красоту и гармонию природы людям, живущим вдалеке от нее. Его главный инструмент – фотокамера. Миллионам людей в самых разных уголках планеты знакомы фотоистории Игоря Шпиленка. Они очаровывают, волнуют, радуют, умиляют. Они вдохновляют отправиться в путешествие, чтобы увидеть подобные картины вживую...
Но Игорь Петрович не только фотограф, наблюдатель. Он, прежде всего, подвижник заповедного дела. Охрана и сохранение природы – вот ядро всей его деятельности. В заповедной системе России он работал на должностях от рядового инспектора до директора заповедника. В родных краях сумел создать заповедник «Брянский лес». На Камчатке был инспектором Кроноцкого заповедника. А в 2013 году предпринял беспрецедентную фотоэкспедицию, посвященную 100-летию заповедной системы России: в одиночку отправился в 4-летнее путешествие по заповедникам страны от «Брянского леса» до Камчатки и обратно на автомобиле «ГАЗ-33081».
- Игорь Петрович, уверена, что большинству наших читателей не надо вас представлять: многие знакомы с вашими великолепными фотографиями, читают блог в «Живом журнале» и знают о вашей интересной жизни и работе. А как все началось? Откуда такое трепетное отношение к дикой природе?
- Оно родом из детства. Я родился и вырос в лесном поселке. С ранних лет бегал по окрестным лесам, и однажды, в отроческом возрасте, километрах в шести от дома увидел очень красивую поляну, сплошь покрытую подснежниками. Я замер в восхищении, но не менее сильным было и сожаление о том, что эту красоту вижу я один. Подумал: «Как же показать ее бабушке, маме?». И понял – нужен фотоаппарат. Собственно, увлечение фотографией с того и началось – с сожаления, что миллионы людей не видят такой красоты. Начал собирать деньги на фотоаппарат, бабушка мне помогла, и год спустя пришел на то же место уже с фотоаппаратом. Но увидел не цветущие подснежники, а трактора, срубленный лес, перемолотую гусеницами поляну... Это было второе событие, которое сильно повлияло на меня. Я понял, что красота природы уязвима и легко может попасть под гусеницы тракторов. И моей первой большой мечтой стало создание заповедника в Брянской области, где такая красота будет охраняться, и ничто ей не сможет угрожать.
Чтобы не уезжать далеко от леса, я не поехал поступать в столичные вузы, а выбрал Брянский университет. Много прогуливал, конечно, и, окончив учебу, сразу поселился в лесу на кордоне. Жил там несколько лет и фотографировал все, что меня окружало, собирая материалы для создания заповедника.
- А вам это не казалось неподъемным делом?
- Сначала казалось, но чем больше я изучал, как создаются заповедники, тем больше росла уверенность, что все получится. А еще я почувствовал, что идея растворена в воздухе, не я один этого хочу, и есть люди, которые тоже готовы вложить свою энергию в это начинание. Найти их помогли фотовыставки и публикации в областной газете – я написал документальную повесть о том, почему нужен заповедник в брянском лесу. Тогда (шел 1983 год) пресса была устроена довольно просто: в области одна партийная газета и одна комсомольская. Повесть вызвала большой резонанс, и многие приняли ее как руководство к действию, поскольку она была опубликована в партийной прессе. Идея получила поддержку, и в 1987 году был создан заповедник «Брянский лес», а я стал его первым директором.
- И много ли историй, когда энтузиаст основывал заповедник?
- Они есть. У нас в стране меньше – в силу того, что общественность не так развита, а в мире довольно много примеров, когда находится «сумасшедший», или группа «сумасшедших», которые пытаются изменить мир к лучшему. Вообще, любой заповедник или национальный парк возникает там, где кто-то сильно этого хочет. И не обязательно быть профессионалом. Например, я по образованию учитель русского языка и литературы, филолог.
- Десять лет вы возглавляли свое детище, заповедник «Брянский лес», а потом – новые мечты позвали?
- Не новые, а тоже – мечты из детства. Я же хотел фотографировать дикую природу, и заповедник создавался для того, чтобы рядом был нетронутый лес. Заварил кашу, пришлось ее и расхлебывать – в качестве директора заповедника. В российском государстве это очень бюрократическая работа, поэтому, когда я понял, что с заповедником все нормально, что он развивается, что уже заложены традиции, которые помогут ему честно существовать в будущем, я ушел с административной работы в более творческие занятия, стал воплощать свои детские мечты о путешествиях, о фотосъемке.
Сейчас я пишу о своей 4-летней экспедиции по заповедникам книгу и рассказываю в ней, как с детства мечтал о двух противоречивых вещах. Хотелось жить в избушке на берегу лесного озера, знать всех зверей в округе, каждую кочку на болоте и бороться за то, чтобы никто этого не повредил. Не меньше тянуло путешествовать по всей стране. Я рисовал экспедиционные домики на колесах, в которых можно уехать на край света. Так в середине жизни я начал путешествовать и «нечаянно» нашел Камчатку. Фотографировал заповедники, и приехал сюда на две недели, но, попав в Кроноцкий заповедник, понял, что уехать не могу. На следующий год, в 2005-м, устроился работать инспектором в Долину гейзеров. Семья следом переехала в Петропавловск-Камчатский и несколько лет жила здесь. Жена, американка Лора Уильямс, организовала отделение Всемирного фонда дикой природы (WWF). Но у нас же страна устроена своеобразно, и в деятельности Лоры сразу стали искать американский след. А в это время мой сын Тихон начал борьбу за порядок в Южно-Камчатском заказнике (Тихон Шпиленок с 2009 года – директор ФГУ «Кроноцкий государственный заповедник», ушел из жизни 23 декабря 2016 года, ныне его имя носит Южно-Камчатский федеральный заказник – прим. авт.). В заказнике процветало коммерческое браконьерство. А там где деньги, всегда очень жесткие отношения. Не секрет, что любой бизнес такого рода «крышуется», и «крыша» сразу ответила – начали «разбираться», прессинговать Тихона, меня, Лору. Она оказалась самым слабым звеном, поскольку, во-первых, американка, во-вторых, работает в общественной организации. Ну, а поскольку есть места, где ее за ту же работу не прессингуют, а наоборот, благодарят, она вернулась в «Брянский лес» и до сих пор там живет. А мы остались наводить порядок.
- Сегодня Южно-Камчатский заказник известен как территория, практически свободная от браконьерства. Как удалось этого добиться?
- Чтобы победить, мы собрали со всех заповедников западной России лучших оперативных работников, специалистов по борьбе с браконьерством. И тайком, под видом туристов, привезли их в заказник. Они понаблюдали, кто чем занимается, договорились о покупке икры, увидели, кто из сотрудников заповедника в участвует в коррупционных схемах, и в один прекрасный день вышли уже как инспекторы заповедника и сумели составить протоколы на всех, кто был в этом бизнесе. За один сезон ухитрились поймать ключевых игроков. Мы работали открыто, с опергруппой всегда был видеооператор. Ловили браконьеров, и в тот же день выходил сюжет на центральных каналах. Потом начинали движение местные структуры, «крышевавшие» браконьеров, но уже было поздно. И сейчас те люди, кто вначале противодействовал, не верил, говорят: «Да, ребята, вы это сделали, Камчатке есть, чем гордиться». В заказнике работают честные, мотивированные люди. Они показали замечательные результаты в первые годы, и теперь браконьеры не могут там высоко поднимать голову. Зато ежегодно несколько тысяч человек приезжают смотреть на медведей Курильского озера.
Это один из немногих случаев в стране, когда на отдельно взятой территории удалось установить настоящий природоохранный порядок. Я знаю буквально два-три таких факта на всю страну, и то, примером там служил Южно-Камчатский заказник.
- Он стал одним из главных брендов Камчатки – и лососем на нерестилище можно любоваться, и медведями, которые не прячутся от людей...
- Да, раньше было невозможно или очень трудно снимать медведей, они все боялись людей, потому что их преследовали. В свой первый приезд я видел, как жители Озерновского гонялись на снегоходах за медведями, только вышедшими из берлоги. Я ужаснулся! Им там совсем негде спрятаться. Весной стланики под снегом, горы открыты, и на современном снегоходе можно любого медведя загнать, чем люди и занимались. Брали только желчь и лапы. Туши бросали, к ним приходили другие медведи и поедали, заражаясь трихинеллёзом. В результате на юге Камчатки оказалась самая высокая зараженность медведей этим инфекционным заболеванием. Сейчас она снижается.
- Есть мнение, что ваши фотоработы сыграли большую роль в том, что жители России стали охотно приезжать на Камчатку, чтобы увидеть ее природу собственными глазами.
- Наверное, часть правды в этом есть, потому что мне нередко пишут: «Вы меня заразили Камчаткой, теперь я изменил всю свою жизнь, каждый год езжу на Камчатку, остальное время зарабатываю деньги, чтобы туда поехать».
- А как Камчатка изменила вас?
- Она заставила меня болеть собою! Сейчас у меня все мысли о Камчатке, все разговоры о ней, вся моя семья так или иначе связана с Камчаткой, и она мне подарила самые счастливые моменты жизни. В конце концов, все мои изданные книги – о Камчатке: «Мои камчатские соседи», «Камчатка, которую люблю», «Курильское озеро», «Долина гейзеров». О родном брянском лесе у меня еще ни одной книги не издано, хотя они написаны. А Камчатка стала меня второй родиной, и вдобавок к тому – музой. Ей принадлежит значительная часть моей жизни.
- Вы проехали всю огромную Россию – с бескрайними лесами, степями, горами. Неужели нигде Камчатке нет конкурентов по первозданности?
- В России 105 заповедников, 52 национальных парка. Я посмотрел большую часть из них. Но на всю заповедную Россию мне хватило двух лет – год я ехал на восток, год возвращался на запад. Думал, что и на Камчатке проведу год. Но потом решил – нет, нужно два. Камчатка заняла более половины путешествия по времени и дала больше половины результатов. Поэтому, бесспорно, в огромной заповедной системе России камчатские заповедники, а особенно – Кроноцкий, это жемчужины. Ничего равного нет.
Я видел самые яркие национальные парки мира. Более-менее сравниться с Кроноцким заповедником может только Йеллоустонский парк в США, но там среди гейзеров парковки и гостиницы, все подстроено под удобства людей, и ты не чувствуешь себя в дикой природе.
На Камчатке же сохранились те ландшафты, которые были 300 лет назад, когда сюда пришли первые белые люди. Переустроены только Авачинская бухта и ее окрестности, где проживает значительная часть населения. Остальной полуостров – почти без людей и мало трансформирован. И конечно, самое главное богатство Камчатки это дикая природа. Думаю, именно с ней будет тесно связана экономика региона, если не вмешаются строительство гидростанций, добыча полезных ископаемых, то есть, если развитие не пойдет по колониальному типу, когда остается уничтоженная природа и нищие люди, а сливки снимают несколько человек, которые живут далеко от Камчатки. Это будет очень обидно. Потому что потенциал – потрясающий. Во всем мире природа сжимается очень быстро – как хорошо известная шагреневая кожа. На Камчатке пока это не так, и то, что мы видим здесь, нигде не увидишь.
Про Кроноцкий заповедник все время можно говорить в превосходной степени. Где самое большое число действующих вулканов? В Кроноцком. Их там девять! Где охраняется самое большое на планете число медведей на одной территории? В Южно-Камчатском заказнике и в Кроноцком заповеднике: сразу занимаем две первые позиции в мире.
Где на континенте Евразия есть скопления гейзеров? Только на Камчатке, только в Кроноцком заповеднике.
А больше всего меня, как фотографа, восхищает то, что дикая природа здесь испорчена не настолько, чтобы звери боялись человека.
- А вы – не боитесь медведей, когда снимаете их с близкого расстояния?
- Когда я снимаю в заповеднике, дистанцию определяю не я, а медведь. И если он подходит на пять метров, приходится снимать с пяти метров. Или уходить от него, прятаться в какое-то укрытие. Всякое было. Наступал на спящего медведя, отгонял зверя от туристов. Бывали неожиданные встречи – вышли друг на друга в высокой траве, оба испугались. Но я испугался – и ничего плохого медведю не сделаю, а он мне может сделать. Один раз столкнулись, и я от неожиданности ударил мишку по голове фотоаппаратом. Несколько лет собирал на него деньги, но тут не пожалел и грохнул от души. Медведь посмотрел на меня с укором и ушел. К счастью, ни он, ни фотоаппарат не пострадали.
- Фильм о детстве медвежат – ваш первый опыт в кино?
- Да, фильмы никогда не снимал и, наверное, впредь не буду. Мне было важно найти людей, которых я могу вдохновить на работу над этим проектом. Мы все учились, среди нас не было профессиональных фильммейкеров. Я рад, что у нас получилось, и даже неплохо для первого раза. Но при этом я убедился, что кино, все-таки, не мой вид искусства, мне больше по душе заниматься фотографией. Где надо будет поддерживать эту киногруппу я, конечно, буду ее поддерживать. Но у меня есть четко сформированные планы – что я должен дальше делать в фотографии.
- А как продвигается работа над книгой о фотоэкспедиции «Сто заповедных лет»?
- Объем материала, собранного в ней, не помещается в один том, думаю, что их будет три. Первый сейчас почти готов, уже есть макет, книга должна выйти осенью. Второй я пишу. И признаюсь, пишется тяжело. Мне уже мешают работать следующие планы, другие дела и экспедиции.
- Совсем недавно ваша фотовыставка прошла, можно сказать, на Красной площади – в столичном ГУМе. Вы представили снимки, рассказывающие об этой фотоэкспедиции, жителям и гостям мегаполиса. Какие отзывы вы получили от них?
- Мы не положили никакой книги отзывов, я просто несколько раз приезжал на эту выставку, смотрел на людей, и все было понятно без слов. Ведь это была аудитория, бесконечно далекая от заповедного дела, и когда такие люди вдруг случайно оказываются рядом с заповедной природой, не ожидая этого – надо видеть их реакцию! Некоторые плакали, дети стояли как завороженные – в такие моменты чувствуешь, что работаешь не зря.
Когда фотограф увлечен серьезно, то у него и миссия очень серьезная – быть послом дикой природы в современных городах. Часто у их жителей просто нет другой возможности с ней соприкоснуться. А все решения, связанные с дикой природой, принимаются не в природе, а в мегаполисах, в столицах, порой людьми, у которых нет эмоциональной связи с природой. Сколько леса отдать на вырубку – миллион кубометров или три, это всего лишь сухие цифры, и человек, который не понимает экологической важности старого дерева, легко их подпишет. А фотограф может снять фоторепортаж или сделать книгу о том, почему важно это старое дерево. Показать, что оно – дом для всего живого, и нельзя вывезти из леса все старые деревья, нельзя превращать лес в грядки по выращиванию древесины. У него есть и другие важные функции – экологическая, социальная, и их надо учитывать.
- А что могут сделать для сохранения дикой природы обычные жители городов, далекие от природоохранных профессий?
- Во-первых, посмотреть для начала – что можно сделать вокруг себя. Убрать мусор из ближайшего леса, с береги реки. А во-вторых, есть множество форм участия: если живете в мегаполисе, то можно приехать в отпуск в любой заповедник и помочь ему своим бесплатным трудом. Если вы богатый человек, можно пожертвовать деньги на сохранение редких видов животных, на экологические программы, которые меняют отношение людей к природе. Например, в нашем фильме о медвежатах нет ни одной государственной копейки – он создан на народные деньги, люди присылали, кто сколько может: кто-то сто рублей, а несколько человек прислали по сто тысяч рублей. Потом уже подключились большие компании, и нам стало чуть легче.
Кто очень мотивирован – добро пожаловать работать в заповедное дело. Зарплаты ничтожные, поэтому текучка большая, а те, кто работают не только за зарплату, но и понимает, что это их миссия, могут перетерпеть этот тяжелый момент. Полицейский? Пожалуйста – участвуй в рейдах вместе с сотрудниками заповедника.
Взять самую далекую профессию: воспитатель в детсаду – давайте учить детей с самого малого возраста, почему нельзя фантики бросать, обижать котят. У нас даже есть волонтер зубной врач, он приезжает в заповедник и на кордонах бесплатно лечит зубы инспекторам, которые не могут вылететь в город. Нет такой профессии, которая не может быть полезной природе.
Беседовала Эмма КИНАС, РАИ «КАМЧАТКА-ИНФОРМ»
Фото из архива Игоря ШПИЛЕНКА
28 апреля 2018 г.
Посетив Камчатку, двукратный Олимпийский чемпион по боксу поделился впечатлениями о полуострове, о развитии бокса в регионе, олимпийском триумфе в Афинах и Пекине.
Уроженец Омска начал своё путешествие в мир бокса с 1993 года в Рубцовске, где делал свои первые шаги, изучая азбуку популярного в мире вида единоборств под руководством своего отца. А ровно через 10 лет он выиграл свой первый чемпионат страны. Так начался путь к большим победам Заслуженного мастера спорта России, двукратного Олимпийского чемпиона (2004, 2008 года), чемпиона мира и Европы Алексея Тищенко.
В российских СМИ его однажды назвали «золотым мальчиком российского бокса». И это не случайно. После победы на чемпионате Европы 2006 года Алексей Тищенко вошёл в число бойцов, которые являются обладателями неофициального «Большого шлема» в любительском боксе. Ранее это удалось лишь десяти боксёрам, которые побеждали на Олимпийских играх, на чемпионате мира и на чемпионате Европы.
После завершения спортивной карьеры Тищенко не расстался с боксом. С 2016 года в Омске он возглавил названный в его честь Центр спортивной подготовки. Кроме того, Алексей Викторович посещает российские регионы, проводит открытые тренировки и мастер-классы для молодых боксёров. В конце февраля по приглашению Камчатской Федерации бокса Тищенко вместе с чемпионом мира Андреем Гоголевым посетили полуостров, где двукратый олимпионик побеседовал с корреспондентом «Камчатка-Информ»:
Алексей, какая олимпийская победа стала самой запоминающейся и самой трудной – в Афинах в 2004 или в Пекине в 2008 году?
- Каждая победа по-своему трудная и приятная. Сложно выделить какую-то одну. Первый раз когда выигрываешь Олимпиаду – это новые ощущения, новые эмоции. Первая победа в Афинах у меня была в достаточно раннем возрасте, я стал самым молодым Олимпийским чемпионом в истории советского и российского бокса. По этому показателю обошёл на три месяца Вячеслава Лемешева и это была моя первая крупная победа во взрослом боксе. Тогда были незабываемые и яркие эмоции, потому что этот турнир для меня складывался очень сложно. Когда через четыре года вновь выиграл Олимпиаду тоже было сложно, но как-то более понятно, более уверенно и не так напряжённо в ринге. Но эмоционально вторая Олимпиада далась намного сложнее, когда понимаешь к чему ты идёшь и что можешь потерять. Один раз побывав в этой шкуре настроиться чисто психологически и эмоционально намного сложнее.
Есть ли трудности в поиске мотивации когда защищаешь титул Олимпийского чемпиона?
- Меньше мотивации, наверное, нет. Просто все остальные соперники на тебя как-то персонально настраиваются иначе: следят, изучают, анализируют. Они выходят против тебя на ринг по-особенному заряженными. Вот в этом и есть определённые сложности, которые ты должен преодолеть с ещё большей мотивацией на успех, чем у соперников. А она здесь только в одном – защитить титул всегда сложнее и ты обязан остаться на занятой вершине.
Возникает желание поделиться накопленным опытом с молодёжью и с головой окунуться в тренерскую работу?
- Активную тренерскую деятельность не веду. Больше себя вижу до сих пор в роли функционера и организатора процессов. В Омске проходят соревнования моего имени, проведением которых я занимаюсь. Да и в Омской Федерации бокса один из руководящих постов занимаю, где стараемся развивать наш любимый вид спорта. Так что без работы не остаюсь. Прямой тренерской работой не занимаюсь, но часто провожу для ребят открытые тренировки в разных регионах страны, в беседах делюсь опытом из личной спортивной биографии. Был у меня небольшой тренерский опыт, когда по приглашению ездил в Китай, где работал с профессиональными боксёрами. В общем, иногда во мне тренер просыпается, но ненадолго.
Почему не продолжили карьеру на профессиональном ринге?
- Ну… так сложилась судьба. Были предложения перейти в профи ещё когда я активно боксировал и было уже олимпийское золото. Но меня тогда интересовали выступления за Россию на всех уровнях в составе сборной страны. А потом уже тема профессиональной карьеры на ринге не интересовала. Один выставочный четырёхраундовый бой против боксёра из Венесуэлы провёл и всё. Чего хотел достичь в любительском боксе – я достиг. Этого достаточно. Теперь масса других дел.
Периодически бываете в разных регионах страны и можете сравнить уровень спортсменов и уровень работы местных федераций. Какое первое впечатление оставляет развитие камчатского бокса?
- Всё в порядке, но всегда есть над чем работать. Видно, что есть желание трудиться и развиваться у ребят и тренеров, есть вектор направления работы у руководства Федерации. Я так понимаю, что отдалённость Камчатки и сложности выездов боксёров на турниры по России мешают развиваться боксу на Камчатке. Без частой турнирной практики на всероссийском уровне трудно развиваться боксу в отдельно взятом регионе. Поэтому есть много вопросов к технике и тактике ведения боя. Но, я думаю, что всё поправимо. Главное, чтобы стремление и желание у самих спортсменов было. Знаю, что даже в таких обстоятельствах, хоть и с трудом, но здесь готовят хороших боксёров, готовят мастеров спорта.
Вот уже год мы живём без международных турниров. В современных условиях, когда российскому спорту западный мир устроил блокаду, как сохранить на плаву отечественный бокс?
- Наверное, тут выход пока один - соревноваться в привычном турнирном режиме внутри страны. Чаще встречаться с белорусскими боксёрами. И всё же нужно стараться выезжать в другие страны с учётом того, что при Умаре Кремлёве на посту президента Международной федерации любительского бокса мы имеем допуск к международным турнирам. Вот, недавно наши мужская и женская сборные успешно выступили на международном турнире в Марокко под своим флагом и гимном. И совсем скоро наши девушки отправятся на чемпионат мира в Дели, а мужчины в мае поедут на чемпионат мира в Ташкент. Знаю, что из-за этого некоторые страны планируют отказаться от участия в мировых чемпионатах, но это не должно быть нашей проблемой.
Какое впечатление у Вас оставила Камчатка?
- Лично у меня замечательные впечатления. Мне на Камчатке как-то спокойно и уютно. Очень понравилась и природа, и люди. У вас такое место, которое оставляет желание вернуться сюда ещё раз. А Камчатской Федерации бокса и её воспитанникам пожелаю новых побед. Они движутся в правильном направлении!
Беседовал Дмитрий Пюкке, спортивный обозреватель РАИ «КАМЧАТКА-ИНФОРМ»
В декабре старший пилот-инструктор Олег Барчугов отмечает юбилей – 15 лет в гражданской авиации. За его плечами (и штурвалом) – больше 9000 летных часов, более 130 городов и 35 стран. Но свою карьеру в гражданской авиации Барчугов начинал с полётов по России, а Камчатка стала одним из самых ярких впечатлений нашего героя за всю жизнь. О том, как построить успешную карьеру в авиации, где сегодня учиться пилотированию и чем отличаются полёты на Дальний Восток от всех остальных – в нашем интервью.
-Олег Леонидович, давайте начнём сначала. Как вы пришли в авиацию?
-Я мечтал о небе всегда, но попал в гражданскую авиацию только в 26 лет – тогда возрастной ценз на поступление в авиационное училище, существовавший в СССР, отменили, и я рискнул изменить жизнь на 180 градусов. На тот момент у меня уже было законченное высшее образование по экономической специальности, свободный английский и небольшой собственный бизнес по организации рабочих и учебных программ для молодежи за границей. А понимания, что и как устроено в авиации – не было. Близкие тоже не могли меня просветить – никто их них не был хотя бы отдалённо связан с пилотированием. Поэтому я решил спросить про учёбу в весьма неожиданном месте – на популярном в те годы форуме «AVIA.ru». Создал ветку «Подскажите – где учиться летать?!» и взял себе псевдоним Баранкин, который остался со мной надолго.
-И как, подсказали?-Да. В России всего два высших авиационных училища – в Ульяновске и в Санкт-Петербурге. Я готовился поступать туда примерно полгода – заново вспоминал русский язык, физику, математику, занимался с репетиторами. А еще пришлось готовиться к сдаче нормативов по физкультуре. Пожалуй, это было даже посложнее, чем физика или математика. Но дорогу осилит идущий – после ежедневных тренировок я стал худо-бедно справляться с подтягиваниями и бегом на короткие и длинные дистанции.
-Куда в итоге поступили?-На вступительной комиссии в Ульяновске меня ошарашили: так как высшее образование у меня уже было, то взять на бюджет меня не могли. Я расстроился, но не отступил. Оказалось, что бесплатно можно учиться один раз в высшем учебном заведении и один раз в среднем, а в России есть несколько летных училищ, которые как раз относятся к среднему специальному образованию. Я не особо верил в успех этой истории, всё-таки училище – это не университет. Но попытка – не пытка. Выбрал Сасовское лётное училище гражданской авиации в Рязанской области, сдал все экзамены на отлично и убедился, что всё, что ни делается – к лучшему. И хотя быт в казармах был весьма спартанским – жили по пятьдесят человек в одном помещении, а походы в общественнную баню ограничивались одним разом в неделю – я вспоминаю то время с ностальгией. Было много надежд, знакомств, предвкушений будущих полётов.
-Как проходило само обучение? Когда вы начали летать «по-настоящему»?-Основную группу курсантов составили те, кто только что окончил школу, - им учиться предстояло три года. Нас же – «вышкарей» – набралось 12 человек, самому старшему – под тридцать. Благодаря перезачету общеобразовательных предметов с вузовской программы, теорию «вышкари» прошли относительно быстро. А все положенные лётные упражнения мы отточили за одно лето, поэтому в целом процесс обучения у меня занял полтора года. В декабре 2007 года я, свежеиспечённый пилот гражданской авиации с красным дипломом, пошёл искать работу в существовавшие тогда авиакомпании, в том числе «Аэрофлот» и «Трансаэро». Наша подготовка была очень хорошей, да и сами собеседования были несложными – пилотов в то время отрывали с руками и ногами. Я, вместе со многими из выпуска, смог пройти отбор в «Аэрофлот». Но тут всё оказалось не так просто: реально летать мы умели только на Ан-2, а самолёты этого типа «Аэрофлот» уже давно не использовал. Поэтому нас взяли с условием: переучиться на ТУ-154М, но и на нём полетать не удалось – «Аэрофлот» принял решение переходить на Airbus A320. Считаю, мне повезло – я в самом начале карьеры получил возможность летать на среднемагистральном самолёте мирового класса, практически безупречном воплощении инженерной мысли. С момента окончания училища до магистральных полетов прошло около полутора лет. Получается, за три года я из мечтателя превратился в пилота, управляющего большим пассажирским лайнером. До настоящего профессионализма было, конечно, ещё далеко, но уже тогда каждый, даже самый тяжелый, полет приносил огромное удовольствие.
-Полёты на Дальний Восток были тяжелыми или наоборот?-Они были особенными. Не могу сказать, что я много летал на Дальний Восток – всё-таки специализируюсь на управлении среднемагистральными самолётами. Но такой особенный опыт у меня был – в 2009-2010 годах «Аэрофлот» активно рассматривал развитие на этом направлении, вводил новые маршруты, создавая конкуренцию местным авиакомпаниям. Пилотам тоже нужно было учиться управлять самолётами в новых условиях – так я оказался на Камчатке, а ещё в Хабаровске, Южно-Сахалинске, Владивостоке. Наши самолёты «курсировали» по маршруту между этими городами.
-Какими были впечатления от Камчатки?-По правде говоря, Камчатку я видел только из кабины самолёта - к сожалению, в город мы не выходили. Но, поверьте, и этого оказалось достаточно. Как поётся в песне: «Мне сверху видно всё». Камчатка запомнилась мне ещё и тем, что здесь я, будучи вторым пилотом, установил личный рекорд скорости: дело в том, что на дозвуковых самолетах, предел скорости такого лайнера нашего класса — примерно 900 км/ч, величина в зависимости от разных параметров меняется. Во время полёта на Камчатку у нас был строго попутный ветер, воздушные массы двигались так быстро, что самолёт набрал скорость выше скорости звука. В итоге до места назначения мы вместо четырёх часов домчали за два с половиной. Помню, пассажиры очень удивлялись, спрашивали, туда ли мы прилетели...
-А в целом по особенностям пилотирования Камчатка отличается от других регионов?-Конечно. В первую очередь – это особенности связи. В то время, когда летал я, связь, бывает пропадала, приходилось поддерживать её по резервным каналам HF (КВ-связь). С 2010 ситуация стала лучше – поставили усилители, промежуточные наземные ретрансляторы, так как расстояния очень большие. Но всё равно прецеденты случаются, и пилоты остаются на КВ-связи, на которую влияет много разных факторов, в том числе и время суток, и погода. Принятие решения на вылет происходит с учетом прогноза по трассе на 6-12 часов, который делают авиационные синоптики.
Ещё одна особенность – то, что Камчатка – это горы и вулканы. А горные аэропорты накладывают ещё больше ограничений на пилота. Вообще, аэродромы во всем мире делятся на три категории А, B, C по сложности. На это может влиять и местность, и нестандартные размеры полосы. Например, аэропорт Челябинска – это категория А, а Петропавловск-Камчатский – однозначно B, т.к. это горный аэропорт. А аэропорт в Инсбруке (Австрия) – ещё сложнее, так как для захода требуется полёт по ущелью. Самолет ведь не вертолет, он не может сверху опуститься в определённое место, ему нужно снизиться по ущелью и потом так же подняться.
-На Камчатке незаменимы вертолёты - и в туристические места, и в районы, где ведется промышленная деятельность. Какие отличия между управлением самолетом и вертолётом? Или много общего?-Общее у них только небо. Самолёты – это про постоянную скорость и движение вперёд. Если самолёт остановится, зависнет в полёте – он упадёт. Вертолёты, наоборот, про постоянное маневрирование, зависание на одной или нескольких высотах. «Вертолётчикам» проще переучиться на пилота самолёта, это связано с особенностями управления.
-А вам никогда не хотелось стать пилотом вертолёта?-Нет, это всё-таки разные истории, каждому своё.
-Ваш первый полёт в качестве командира лайнера тоже был на Дальний Восток?-Из Москвы на Дальний Восток летают только дальнемагистральные самолеты, а я все это время летал на среднемагистральном А320. Командиром лайнера я стал 10 лет назад, сдав многочисленные теоретические экзамены и пройдя на отлично летные проверки в рейсовых условиях и на тренажере. Первый полет, как первый поцелуй, – запоминается на всю жизнь. На борту больше нет инструктора, который может тебе помочь и подсказать. Разумеется, есть второй пилот, но только ты принимаешь окончательные решения и несешь за них ответственность. Мой первый рейс в качестве командира корабля был по маршруту: Москва – Рига – Москва. Когда все пассажиры ушли, я поблагодарил бортпроводников по громкой за участие в моем первом самостоятельном полете. Что тут началось! Девушки прибежали поздравлять и обнимать меня, это был очень эмоциональный и запоминающийся момент.
-А как получилось, что вы стали наставником для молодых пилотов?-Свою квалификационную отметку «Инструктор» в лётное свидетельство я получил в 2016 году, через четыре года как стал командиром А320. Аэрофлот отбирал командиров, готовых стать наставником для молодых неопытных пилотов. До сих пор уверен, что инструктор – самая сложная и при этом самая интересная работа. Опытный лётчик должен только направлять, а не вмешиваться в корявое летание стажера, позволять ему ошибаться и исправлять ошибки. Разумеется, не подвергая риску полёт и жизнь пассажиров.
Это хорошо, что пассажиры, многие из которых и так боятся летать, не знают, что у них за штурвалом – стажер. Но, если подумать, а как еще пилоту стать профессионалом? Многие могут возразить – мол, учитесь летать на самолёте без пассажиров. И так действительно учатся – после тренажера пилоту даётся так называемая «аэродромная тренировка», когда пустой самолет с несколькими стажерами и опытным инструктором летает в районе аэродрома, тренируя взлет и посадку. Но, во-первых, пустой самолет ведет себя не так, как хорошо загруженный, а, во-вторых, это безумно дорого. Так что нормально, что стажёра сразу бросают «с места в карьер» – да, он может ошибиться, но на этот случай рядом есть опытный инструктор, готовый в любой момент исправить допущенную неточность. Работая на этой должности, я стал разбираться в разных психотипах людей, иногда даже заранее мог предположить, какой ошибки ждать от стажера и как лучше объяснить ему выполнение того или иного манёвра. Почти со всеми своими бывшими стажёрами я общаюсь, а с некоторыми и дружу.
-А не было мысли уйти из авиации?
-Никогда. Но зато после очередного очень непростого рейса у меня появилась идея параллельно создать продукт, который бы упрощал пилотам процесс принятия решений. В 2017 году я разработал и с тех пор поддерживаю приложение для мобильных устройств «Wind Check». Оно облегчает пилотам принятие решений на взлет или посадку в каждом конкретном случае – а таких решений, поверьте, приходится принимать много даже в рамках одного полёта. Пилот ведь тоже человек, он может быть не в духе или просто не выспаться. В моё приложение можно заранее, ещё только готовясь к сложному взлету или посадке, заложить важные параметры конкретного полета, чтобы в критически важный момент не делать сложных подсчетов в голове, а просто посмотреть на экран мобильного устройства. Получилась своего рода шпаргалка для пилота. И её я сейчас дорабатываю – новое приложение должно значительно превзойти предыдущее по функционалу.
-Каким должен быть пилот? Дайте небольшое напутствие молодым камчатским ребятам, кто только ищет себя или, как и вы, давно мечтает о небе.-В российской системе традиционно считается, что пилот должен досконально знать устройство каждого агрегата самолета, характерные признаки неисправностей, физический принцип действия приборов и много еще чего. Но я всё-таки считаю, что ремонтировать самолеты и конструировать новые должны одни специалисты, а уметь управлять этими агрегатами – другие. Так что желаю сначала определиться, что вам действительно интересно. А затем – целенаправленно идти к свои целям, не отказываться от того, что вы для себя наметили, и искать разные возможности для исполнения своих желаний. И да, не переставайте мечтать!
Беседовала Елена ПОПОВА, фото из личного архива Олега БАРЧУГОВА
Обсуждения новости